Почетным гостем Форума издателей во Львове стала Людмила Улицкая, один из самых популярных писателей и самых активных оппозиционных общественных деятелей России. Как и большинство литераторов, Улицкая сейчас говорит не столько о литературе, сколько о политике. Об атмосфере тревоги и страха в России. О том, как чувствует себя «пятая колонна» и «национал-предатель». О глубоком расколе в российской интеллектуальной среде. О том, как писатель вынужден заниматься тем, чем ему заниматься совершенно не хочется.
О Львове
Львов оказался для меня неожиданным подарком. Меня очень обрадовала атмосфера, которую я здесь наблюдала. Картинка абсолютно не соответствует той, что дает российское телевидение и другие массмедиа. Впрочем, я это предполагала заранее.
О редукции культуры
Я всегда подчеркиваю, что работаю с культурным пространством. Политическая ситуация такова, что культурное пространство попадает от нее в зависимость, начинает сжиматься, и мне нужно сделать все от меня зависящее, чтобы этот процесс шел как можно медленнее. Дело не только в том, что мы живем в постсоветском пространстве, что советская власть всегда была врагом культуры, что она ее пыталась подчинять, деформировать и истреблять. Съеживание культуры происходит во всем мире.
О лицемерии пропаганды
Если вы видели открытие Сочинской олимпиады, то могли заметить любопытный сюжет. Целью чрезвычайно пышной церемонии открытия было показать, какая Россия культурная страна. Но если посмотреть, каких художников, музыкантов и литераторов предъявляли как гордость российской культуры, то за исключением Никиты Михалкова и его папы среди них не было ни одного, кто не подвергался бы давлению со стороны власти. Давление было самым разным — от цензурирования Пушкина, тюремного срока Достоевского и предания анафеме Толстого до смертоубийства Гумилева и Мандельштама.
О советском страхе
Большая часть моей жизни и жизни людей моего поколения прошла в Советском Союзе, и это наложило на нас отпечаток страха. Такова общая болезнь государств, которые были в составе советской империи. Чтобы освободиться от этого страха, должно пройти несколько поколений. Надо сказать, что Украина ближе к освобождению, чем Россия, она ближе к европейским ценностям и к возможности обновления, очищения от коррупции. То, что произошло на Майдане, очень напугало нашу власть, и я думаю, что все последующие события были продиктованы именно этим страхом.
Об общественном расколе в России
Такого мощного раскола, который произошел в России из-за украинских событий, я еще в своей жизни не видела. Он проходит буквально через каждый двор, каждый дом, каждый офис и даже каждую семью. Несмотря на то, что 80 с лишним процентов поддерживают действия власти и одобряют «крымнаш», общество все же далеко не монолитно. Конечно же, этот раскол коснулся и интеллектуалов. Я долго размышляла и пришла к выводу, что не буду в числе тех, кто не подает руки. Половина людей, подписавших письма в поддержку действий Путина, это руководители театров, оркестров, музеев, которые финансирует государство. То, что они делают, безнравственно, но они вынуждены так поступать.
Об отношении к власти
Я не люблю никакую власть. У меня в жизни не было ни минуты, когда я могла бы сказать: «Вот эта власть — моя». Даже когда почти все мои друзья в 1991-м пошли на баррикады, я не могла оторвать свою задницу, что-то меня останавливало. Признаюсь, останавливала фигура Ельцина, партийного функционера. Я сказала: прежде чем произойдет люстрация, я с вами, ребята, ни на какую площадь не пойду. Как вы знаете, люстрации не произошло. Думаю, отсюда все последующие беды нашей страны — она попала даже не в руки бывших партработников, а в руки самой зловредной организации на свете — КГБ. И этого Ельцину лично я простить не могу.
О травле инакомыслящих
В интернете на «пятую колонну» льются реки помоев. Выхожу на улицу, спускаюсь в метро — подходят люди, говорят: «Спасибо! Можно пожать вашу руку»? Поразительно, насколько виртуальная реакция отличается от реальной. Ни один человек ни разу не сказал лично, что мне «пора убираться в Израиль». Серной кислотой на меня не плескали, на двери у меня ничего не написано, но может быть, это еще произойдет. В каком-то смысле мне проще. Если у Макаревича хотят отобрать награды, то у меня ни одной награды от государства нет, отбирать нечего. Есть только государственная премия «Большая книга», полученная за роман «Даниэль Штайн, переводчик», но я ее отдать уже не могу, потому что все потратила.
О тогдашнем ожидании счастья
Так получилось, что последние три мои книги — это вовсе не романы, не повести и не рассказы. Сначала вышел «Священный мусор», где были собраны эссе и интервью разных лет. По жанру это действительно такая «последняя книга» — я тогда как раз сильно заболела и решила, что пора помирать. Эта книга так и остается последней, но потом я написала предпоследнюю, а потом еще одну предпоследнюю. Первая из этих предпоследних — «Детство 45–53: а завтра будет счастье», которую я вообще-то не написала, а собрала из писем людей, чье детство пришлось на послевоенные годы, от победы до смерти Сталина. Удивительное дело — кругом кошмар, жуткая нищета, одни валенки на пятерых, люди едят кошек и крыс, а в письмах ощущение того, что скоро будет прекрасная жизнь.
О нынешнем ожидании беды
По сравнению с тем послевоенным временем Россия сейчас живет необычайно богато. В Москве полно дорогих ресторанов и роскошных машин, но настроение такое, что завтра будет не то что не счастье, а большая беда. Люди с тревогой ожидают самых разных неурядиц, от повышения цен до полного апокалипсиса, но готовы терпеть какие угодно трудности, потому что «крымнаш». С этим мифологическим сознанием ничего сделать нельзя, его можно только изучать.
О гражданской активности
Я оказалась заложником ситуации. Дело в том, что у каждого человека есть своя зона влияния. Даже бабушка, у которой никого нет, кроме кошки, влияет на эту кошку. Я бы предпочла, чтобы жизнь вернулась в нормальную колею, чтобы мне не надо было произносить политически некорректных вещей в городе Львове, в стране, которая воюет с моей страной, и не подвергать себя опасности. Но у меня как у писателя довольно большой радиус действия. И я не имею права его не использовать.
«ШО» о собеседнице
Людмила Улицкая родилась в 1943 году в эвакуации. Окончила биологический факультет МГУ. В 1970-м была уволена из Института общей генетики АН СССР году за перепечатку самиздата. Первые публикации относятся к началу 1990-х. Автор романов «Медея и ее дети», «Казус Кукоцкого», «Даниэль Штайн, переводчик», «Зеленый шатер» и др., повестей «Сонечка» и «Веселые похороны», нескольких сборников рассказов. Лауреат множества престижных литературных премий, в том числе премий «Русский Букер» (2001) и «Большая книга» (2007). Живет в Москве.