№3-5(149-151) 2018

№3-5(149-151) 2018

Тема ПРОЧЛИ И СНЯЛИ

Шо слушать

Смотреть все

«Дед» Панасов

Игорь Панасов — не последний человек в украинской журналистике. Да ему вообще не интересны места условных пьедесталов, он делает то, что должен. Сегодня он пишет на своем ресурсе Karabas Live. Об этом, прошлом и будущем, жизни и смерти, а также о многом другом и поговорили мы с ним.

Шо читать

Смотреть все

Да, но нет

Чего ждать от украинского театра в этом году.

Шоиздат №3-5(149-151) 2018

Середина снега



— Снова бьет перину… — донеслось из коридора. — Злая теперь Перинбаба, ну где вы видели снег на Вербную? Когда такое было?..
— Да-да, — отозвался второй голос, дребезжащий. — Конец света…
— С какой стати? Обидели люди одну из дочек ее, вот хозяйка и серчает, не дает весне дороги. И вот помяните мое слово — сначала снег перед Пасхой, потом недород, голод, разбой, налоги. А там война опять…
— А все за грехи наши.
— Раньше хоть заклятья помогали…
Голоса стихли, ушли тетки на рынок, повязали платки потеплее — на голову, да и на грудь — крест-накрест.
Постоялец спустился по лестнице в кухню, протянул солдатскую флягу‑манерку и попросил у хозяйки кипятка. Старуха осторожно налила из черпака, не уронила ни капли, хоть лицо и заволокло паром.

Русский доктор



Это была деревня в долине между гор, на слиянии двух речек. Однажды весной сюда пришла война. Потому что небольшая прекрасная страна разделилась на Запад и Восток. Принцип детской игры в «Зарницу», или штабных учений, или войны за свободу негров в США — Синие и Красные, войска Юга и Севера, Республиканцы и Федералы… Предупреждаю читателей газет и любителей новостей по ящику — не будет Белых и Красных, опускаю. Потому что на самом деле на войне не бывает Белых и Красных. Война это яма, клоака, в которую слиты чистая кровь, грязные портянки, детские и взрослые слезы, мертвые тела людей и животных, холод подвалов и просто дерьмо. Подумайте, какого цвета эта смесь, а потом отыщите в ней Синих и Зеленых. Поймите также, что во время войны ничего не стоит ухнуться в эту клоаку с головой и стать ее содержимым. И хватит об этом.

Янкель, инклоц ин барабан



В нашем приграничном городке издавна в мире и понимании живут румыны и евреи, поляки и украинцы, и русские, и армяне, и татары. Все, кто сюда приезжает, остаётся здесь навеки. Потому что здесь место такое райское. Не знаю, живут ли здесь ангелы, но то, что они здесь частенько прогуливаются, отдыхая от своих забот, — это точно! Люди же у нас — просто чудо! Работать — так работать. Отдыхать — так отдыхать. Свадьбы — всю осень. А то и зимой. И весной. Круглый год свадьбы. А детей! Садиков не хватает! В школах тесно! Крови так перемешались, что никто уже точно и сказать не может, кто какой национальности. А о политике как-то никто и не задумывается. Некогда. Тут один кореец приехал к нам. И затеял организовывать общину корейскую — мол, община нацменьшинств, — стал корейские права качать: мол, мы великий народ, корейцы! Сам себя председателем общины назначил, а в общине жена его Ли, специалист по тёртой морковке, и два сына — ой, умру сейчас! — Чук и Гек, симпатичные такие. Круглолицые. Как коряки. Кстати, у нас и коряки есть. Тут одна учительница говорит мамаше на родительском собрании: ваша дочь щурится всё время, ей надо бы зрение проверить, мамаша. А мамаша как возмутится: какое ещё там зрение?! — и с гордостью: «Коряки мы!» Вот так вот можно впросак у нас в городе попасть.

Була убивала любила



* * *

Для В. К.

1.
десь між твоїми ребрами є таке місце
де серце на просвіт немов вересневе яблуко
є собі є недосвідчене і солодке

у ньому живуть
трелі травневі
вибухи і багато сміху на просвіт

так голосно боже так голосно
боже так голосно так божевільно
ти сміявся казав на рівній дорозі
на рівній дорозі добрі люди не падають
а летять

Где цветут, кренясь, медуз голубые маки



* * *

А куда они все идут
по хрустящим скорлупкам льда,
вразнобой, невзирая на?
Ветром выцветший флаг надут.
Впереди — большая вода.
Позади — большая война.

Тетки в пуховиках, в платках,
с мелкотой своей на руках;
слева — хмурые мужики
в черных шапочках до бровей;
шлюхи, ультрасы, а правей —
кришнаитов цветут жарки.

Радикалы, прорвав конвой,
жмутся с кружками к полевой
кухне: спирт разливает босс.
Кто здесь мертвый, а кто живой?
Дробно цокая, по кривой
санитарный ползет обоз,

где смурной стережет связник
то ли коконы, то ль тюки,
не оставленные врагу.
И, выпрастывая из них
шеи, жмурятся старики,
повторяя: «Агу, агу».

Мертвецы фарцуют запчастями



* * *

Они сегодня вновь легли пораньше,
Им снился снег с невыключенным звуком,
В двуколку запряженная ворона,
Там восседал посол из ГДР
С огромным синяком от поцелуя.

Курган из освященных куличей
На площади, пока что незасохших,
Курсанты, марширующие вальс.
А был ли зайчик? зайца никакого
И не было с дырявым барабаном.

Они сегодня вновь не пили чай —
Вода из крана голубого цвета,
В чугунной ванне плещется дельфин,
И холодильник, провонявший рыбой,
Внезапно содрогается от мысли...

Повсюду хруст яичной скорлупы,
Но, вылупившись, сразу убежали
Какие-то цыплята-переростки,
Топ-менеджер, директор по продажам,
Начальник службы собственной охраны.

Они сегодня вновь проснулись в шесть.
Дорогу им переползли улитки,
А на трибунах тени ветеранов
Рукой прозрачной пионеров гладят
И на пижаму с ужасом глядят.

* * *



* * *

Я колись давно зустріла поета,
Професійного, як революціонери,
Він сидів на сходах, жмакав папери,
Чиркав вже на полях газети
І мені здалося дотепним жартом
Просто так, випадково йдучи повз нього,
Всі його страждання заримувати,
Бо я справді дуже легко римую.
Він на мене дивився знизу угору,
Наче це по сходах зійшла богиня,
Рими брав губами, наче суниці,
Очі мружив, так йому смакувало,
Запитав нарешті, як мене звати,
Я сказала і далі собі побігла —
Як ото поримуєш, у тілі легко,
А поети мені не пасують зовсім.
І минуло по тому аж тридцять років,
Випадкові люди словами терли,
А коли майнуло дещо про вірші,
Що таке в них є якесь нетутешнє,
І ніхто не знає, звідки беруться,
Хтось згадав, що якось одному другу
Ще на другому курсі літінституту
Просто вдень явилась муза Марія,
На сходовій клітці задовольнила,
Він потому чекав її, мріяв, кликав,
Та йому ніколи ніхто не вірив.
Я на мить від подиву оніміла,
А коли зібралася розповісти,
Він сказав, що друг вже помер,
Ще влітку

24 травня 2014 року

Свойства страсти



в предчувствии весны крошится день
составленный из сочных многоточий
то снег то град то брат встает с колен
навеселе
но выглядит — не очень…

качается сутулая река
и невозможно вынырнуть наружу
но ты приходишь — с облака — легка
и так свободно западаешь в душу
негаданно хотя наверняка

не различу — падение?
полет?
знать не хочу — как было бы иначе…
и путается все
и март орет
отвратно откровенно по-кошачьи

Що тримає нас разом



* * *

Все гаразд, послухай, все насправді гаразд.
По зимі міста — ніби бідні двори працьовитих ґазд,
де коліна голі і зелень, а решта все не як слід,
але груша цвіте, а за нею сливка і глід,
і на тому триває рід.
Все триває — встають тумани, ідуть дощі і стоять доми.
Ну хіба що ті, хто не перебрів цієї зими,
зачіпаються пір’ям з крил за електричні дроти,
і в останніх посмішках кривлять тоскно німі роти —
ніби кажуть, забудь, пусти.
Все тримає — тремтять міські золоті світла уночі,
і люди одне одному залишають свої ключі,
і разом пригадують або це, або те, і сміються через пусте.
І різні музики випливають на вулиці із осель.
І навіть якщо душа твоя — найпустельніша із пустель,
то і з неї щось проросте.

Для чего мы любили и жили



* * *

Куда ты идёшь, запятая?
Ледышка, худышка, статья.
Руками народа Китая
Построена внешность твоя.
Да разве в такой обувишке
Ходить по таким холодам!
Умеешь ты лейблы и книжки
Про «это» читать по складам.
Умеешь коленки худые
Под нужным углом развести,
Ах, глазки тоской налитые,
Ах, жалостный жанр травести.
Мышонок метрополитена,
Изделье из бледной кости,
Ты вся б у Огюста Родена
Могла уместиться в горсти.
На шапочке связаны ушки,
Печально торчащие врозь.
Морозь вон торговку, старушку,
А эту мороз, не морозь!
Дай, Боже, ей кожи и рожи,
Направь к ней ладью, Лоэнгрин.
Московка, пылинка, горошек.
Моя современница, блин.